Чтобы прокормить семью, музыкант переквалифицировался в «фермера»Все началось с того, что отец сделал скрипку, на которой научился играть старший брат. Отец не успокоился и сделал барабан, настоящий, как в джазе, чтобы ногой нажимать на педаль, а сверху звенели тарелки. Барабан доверили Юзефу. Но ему барабана оказалось мало, и он сделал себе дудку, которая звучала не просто так, а синкопами — как редкий в конце тридцатых годов инструмент саксофон.
Потом купили аккордеон, и это стало для Юзефа повышением, а барабанить взяли его двоюродного брата. Назывались они просто: «Джаз Ревинских». По довоенным временам — дело неслыханное, ибо в Советском Союзе тогда не было ни саксофонов, ни аккордеонов, все больше баяны да гармошки. Не то, что у Ревинских, где даже скрипка была не простая, а по немецкому фасону, с трубой. Как это – не спрашивайте. Секрет утерян вместе с инструментом.
– Откуда в белорусском местечке знали и о джазе, и о саксофоне с аккордеоном? — спрашиваю я Юзефа Антоновича.
– Так при Польше это заведено было! — удивляется моей наивности дед. И добавляет: – При Польше все было. И джаз — тоже.
Польский же капрал научил среднего брата нотной грамоте и принес ему ноты танго, фокстрота, английского вальса (так называли вальс-бостон), румбы (по-польски — шлёфокса) и прочих невиданных в СССР буржуазных музыкальных изысков. В общем, продвинутый был ансамбль, а что из провинции — так даже лучше: до них так и не докатилась знаменитая борьба с «музыкой толстых» под девизом «сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь».
Лед и пламень
Кормились не одной музыкой. Отец был хорошим столяром. Сын унаследовал от него вкус к красивым вещам: в доме стоит дивной работы резной . буфет, который друг Юзефа чуть было не выбросил на помойку. В углу — сделанный отцом еще до войны стул. Стульев, правда, было два, но второй украли, что с одной стороны обидно, а с другой — служит подтверждением отличного качества отцовской работы. Хорошо бы подремонтировать, да сил маловато — 15 ноября Юзефу Ревинскому исполнится 80 лет.
При Польше у семьи было двенадцать гектаров земли, так что жили неплохо. Но когда пришли Советы, землю забрали в колхоз, а рядом с домом построили аэродром. О том, что старая спокойная жизнь закончилась, стало понятно, когда самолеты начали взлетать прямо над родной крышей. Из дома их не выселили только потому, что не успели. Но потом началась война, пришли немцы и быстро исправили это недоразумение. Пришлось строить новый дом.
После войны слава ансамбля росла. Они с успехом выступали на свадьбах и танцах, их приглашали играть в минские клубы.
– Со сцены все видно, — вспоминает Юзеф. Пары танцуют, и все смотрят
на нас. Понравится девушка — я ей подмигну. А закончим играть — вижу, она
на сцену лезет! Вот такие были девушки.
Играл Юзеф до тех пор, пока не пришла к нему беда.
В 1954 г. женился, родилось трое сыновей. Горячо любимая красавица жена работала учительницей в деревне под Барановичами, на работу добиралась попутками. Как-то в марте ехала с работы, стоя в кузове грузовой машины. Грузовик занесло, женщина выпала из кузова и ударилась виском о лед. Домой ее привезли без сознания, с черным лицом.
– Как я плакал, как жалел ее! — глаза старика наполняются слезами.
Каждое утро он ее поднимал, одевал и усаживал на стул, на котором она
без движения сидела весь день. И так — 21 год. Все это время муж ходил за ней, как за маленьким ребенком. Только ребенок вырастает и становится самостоятельным. А больной человек день ото дня слабеет, страдая от собственной беспомощности и изматывая своих близких.
На этом музыка для Юзефа закончилась. Во-первых, из дому теперь надолго не отлучишься, а во-вторых, играть больше не хотелось. В-третьих, на нем было все хозяйство и три сына.
Первый по музыке и овощам
Пришлось искать новую работу, причем такую, чтобы оставляла побольше свободного времени, которое ему было нужно для того, чтобы строить теплицу. Ее размеры — 8 на 12 метров — впечатляют до сих пор. Чтобы тепло держалось даже зимой, поставил двойные стекла. Рассаду огурцов и помидоров начинал сеять в феврале. Рядом пристроил еще одну, пленочную, размером 30 на 14 метров.
– Я только-только подъезжал к базару, а за мной уже толпой шли люди, — вспоминает он. — В те времена свежие овощи бывали только летом. Сразу выстраивалась очередь, и все тут же сметалось с прилавка. В те годы это была первая и единственная в Барановичах частная теплица.
– Так я и жил, — говорит он. — Сначала был первым по музыке, потом — по овощам.
Появились деньги. Но работать приходилось день и ночь, потому что если заснешь и дашь погаснуть котлу — вся рассада февральской ночью замерзнет до стеклянного звона.
– Поляки, немцы, Советы… При ком вам труднее всего жилось? – спрашиваю я.
– Да ни при ком. Я всю жизнь работал, и зарабатывал неплохо. А когда у простого человека есть работа и деньги, ему все равно, какая власть на дворе.
Младший сын Казик стал главным помощником отца в теплице. Более того — невиданное в те времена дело! — под ящиками с рассадой устроил бассейн, в котором разводил карпа. Потом завел ульи… В общем, жизнь наладилась, появились деньги, но как известно, долго хорошо не бывает: заболел Казик. Рак легких быстро свел его в могилу. После него сначала не стало карпов, потом — пчел. Старшие сыновья разъехались, жизнь стала безрадостной и неинтересной.
Мужа хранительницы
С Еленой Юзеф встретился на свадьбе у родственников. Посидели, выпили, присмотрелись друг к другу, и так это по-простому пригласил Юзеф ее в гости. Мол, пойдем, посмотришь, как я живу. Про дом его Елена слышала давно, и про то, что там на всех стенах картины, и что потолки расписные, и хозяйство налаженное. Картины рисовал друг Казик, работавший на барановичском мясокомбинате. «А рамы для них делал я», — говорит Юзеф Антонович. И столько гордости в его словах, что еще неизвестно, что самому хозяину больше нравится — картины или рамы. В общем, все совсем не так, как в обычной хате.
Идут они к дому, а Иосиф Елене и говорит: оставайся у меня жить, будь в моем доме хозяйкой. Елена такой прыти подивилась, но дом посмотрела, и сказала, что, будучи женщиной приличной, сегодня не останется, а насчет будущего должна хорошо подумать.
Елена, которая была моложе Юзефа на целых четверть века, ко времени их встречи тоже вдовствовала уже не первый год. Растила двоих детей, работала начальником планового отдела, а потом дети выросли и уехали учиться.
– Я поначалу даже не думала, что вернусь к нему и стану тут жить, — говорит Елена. Поблагодарила за внимание к себе, и пошла домой.
А там, в четырех стенах типовой «хрущевки», как навалилось одиночество… хоть волком вой. Тут, кстати, и вспомнился дом на Вишневой улице, с расписанным потолком, с картинами на стенах, с теплицами во дворе и с хозяином, который так настойчиво звал к себе. Подумала Елена, и через два дня пришла.
Юзеф Ревинский — человек верующий
– У меня в доме — 15 образов, с гордостью говорит он.
Над гипсовой скульптурой Матки Боской — нимб из круглой лампы дневного света, на резном буфете — с десяток иконок, на которых Иисус неуловимо напоминает рокера. Глубоко почитаемая Юзефом Антоновичем Библия по вопросам личной жизни устами пророка Экклезиаста дает простой и конкретный совет: «Вдвоем лучше, чем одному». Тринадцать лет назад Юзеф и Елена обвенчались в местном костеле.
Счастье — самая загадочная и непредсказуемая категория на свете. К Юзефу Ревинскому оно пришло в 67 лет, в возрасте, до которого не каждый доживает.
– Есть все-таки Бог на свете… — говорит он с той суеверной нежностью, которая приходит к мужчинам лишь на самом склоне их лет. — Он мне Лену послал за преданность первой жене.
Единственное, о чем жалеет Елена — что не встретились они раньше. «А то бы мы с ним такого понаделывали, — мечтательно говорит она … — да на Луну бы полетели!» Почему-то верится.
Настоящее счастье лишь то, которое было отвоевано у страдания и боли. Все остальное — не более чем мелкие радости.
Салідарнасць. 2004. 22 октября
