Спросите любого мало-мальски знающего человека, с чего начиналась хозяйственная деятельность людей в древности, и он непременно ответит: с земледелия и скотоводства.
Спросите любого мало-мальски знающего человека, с чего начиналась хозяйственная деятельность людей в древности, и он непременно ответит: с земледелия и скотоводства. Это было всеобщее занятие, цель которого — прокормить себя, одеть и обуть. Земледелие позволило человечеству, образно говоря, "встать на ноги", окрепнуть, увеличиться в численности и расселиться по всей планете.
Безусловно, в "седую" старину были совсем иные возможности, чем в век нынешний. Даже былинный герой Микула Селянинович не смог пахать глубже 2–3 вершков (8,9–13,4 сантиметра). Теперь могучему трактору "по плечу" гораздо большее. Да и как иначе, если человек взял на вооружение еще химию, электроэнергию и другие плоды цивилизации. Поэтому при нарушении научно обоснованных технологий возделывания земли последствия могут быть гораздо хуже. Тем более что человеку уже некуда бежать, поскольку свободных земель попросту не осталось.
Ныне ежегодные безвозвратные потери пахотных почв мира достигают 6–7 миллионов гектаров. Из них один миллион отчуждается для несельскохозяйственного использования, а остальная площадь забрасывается вследствие деградации и опустынивания. Для сравнения: за предшествующие 10 тысяч лет человечество потеряло около 2 миллиардов гектаров плодородных земель. Эта цифра выглядит внушительно, хотя в расчете на один год она меньше современных потерь в 30–35 раз.
Необходимость беречь теперь каждый лоскуток земли обусловлена еще и тем, что площадь ее по мере роста населения мира постоянно уменьшается в расчете на одного жителя. В настоящее время этот показатель в среднем составляет 0,21 гектара пашни, а в Беларуси — около 0,6 гектара. Уменьшение площади сельскохозяйственных угодий в нашей республике вызвано и другими причинами, в частности, загрязнением радионуклидами. Все это обязывает тружеников села неустанно заботиться об охране земель и повышении их плодородия. И не мудрено: 93–99 процентов пищи человек получает именно благодаря почве.
Едва ли не главный враг земледелия — эрозия почв. Это слово в переводе с латинского означает "разъедание". Зарубежные ученые П. Дювиньо и М. Танг утверждают, что эрозия точит все континенты, распространяясь по земле как проказа. И с этим, пожалуй, надо согласиться. На территории Беларуси, к примеру, эродированные и эрозионно-опасные почвы пашни занимают почти 42 процента, а в других странах и того больше. У нас имеет место два вида эрозии: водная и ветровая (дефляция). Основным регионом распространения последней является Полесье, гле мелкозалежные торфяники чередуются с песчаными повышениями. Это во многом способствует развитию эрозии. Дело в том, что отрыв песчаных частиц от поверхности почвы происходит при скорости в 2–3 раза меньшей, чем торфяной. И стоит только произойти этому процессу на минеральных повышениях, как подключаются к нему торфяники. Словом, песчаные частицы служат здесь своеобразным пусковым механизмом.
А ветровой эрозии есть где разгуляться, особенно на тех площадях, на которых отсутствуют лесополосы и возделываются пропашные культуры. В интересах экологии их надо занимать многолетними травами, что исключит дефляцию и ограничит сработку торфяников в результате осадки и минерализации. И в этом ничего удивительного нет: под сенокосами разрушение органического вещества почвы в несколько раз меньше, чем под пропашными культурами. Однако в данном случае удобрительный уровень многолетних трав должен возрасти, тогда повысится урожай, улучшится его качество и, что не менее важно, увеличится поступление корневых и пожнивных остатков в пахотный слой. Другими словами, более благоприятным станет баланс органического вещества почвы. Кроме того, увеличивается продуктивное долголетие трав. В одном из полевых опытов БелНИИ мелиорации и луговодства кострец безостый вот уже свыше 30 лет произрастает без перезалужения на одном и том же месте, обеспечивая высокий урожай даже в засушливые годы. И это стало возможным главным образом благодаря внесению оптимальных доз фосфорных, калийных и азотных туков.
На неудобренных же площадях подобное маловероятно. Более того, на таких угодьях образовавшиеся в процессе минерализации торфа нитраты полностью не используются на формирование урожая и частично вымываются в атмосферу. Да и сам урожай представлен преимущественно сорными растениями. В итоге сенокосы и пастбища приходится перезалужать через каждые 4–5 лет, затрачивать на это немалые средства. И что еще хуже — частая перепашка в конце концов приводит к сработке торфяников. Кстати, в свое время академик С. Скоропанов предлагал увязать объемы осушения болот под луговые угодья с наличием удобрений. К сожалению, к мнению маститого ученого в ту пору не прислушались, в результате имеем то, что имеем. Так что травы не прощают небрежного отношения к себе и свою природоохранную роль выполняют лишь в определенных условиях. Об этом всегда должен помнить каждый специалист, имеющий дело с органогенными почвами.
Известно, что характер использования осушенных торфяников во многом зависит от их мощности и удельного веса в общей площади сельскохозяйственных угодий конкретного хозяйства. Если торфяники занимают примерно треть всех земель, то лучше всего на них создавать сенокосы и долголетние пастбища. И совсем иное дело, когда в каком-либо колхозе или совхозе едва ли не 70–80 процентов таких почв. Тогда, вне всяких сомнений, без зернотравяных севооборотов там не обойтись.
При возделывании зерновых необходимо регулировать баланс органического вещества путем посева пожнивных и поукосных культур, а иногда и внесением органики. Но и в этом случае нельзя злоупотреблять расширением площадей под рожью, ячменем или овсом, особенно на переувлажненных массивах. Ситуация осложняется также заморозками во время вегетации растений. Наоборот, многолетние травы более устойчивы к капризам природы. Не требуют они и глубокого осушения, которое, как известно, ускоряет сработку торфа, ухудшает водный режим прилегающей территории.
Безусловно, мелиоративные системы нуждаются и в реконструкции. Хотя положение здесь не из простых. Из-за недостатка средств подобные работы проводятся в республике на очень малой площади. Если такие темпы сохранятся и в дальнейшем, то переувлажнения, а также выхода из строя мелиоративных систем избежать практически невозможно, а следовательно, и падения продуктивности сельхозугодий во многих хозяйствах. Особенно недопустимо это на загрязненных радионуклидами землях, поскольку близкие уровни грунтовых вод к поверхности почвы усиливают накопление цезия или стронция в урожае. Словом, чтобы там ни говорилось, а осушительная мелиорация для нас — жизненная необходимость.
Вместе с тем не следует забывать о биосферной роли болот. Недаром белорусское Полесье нередко называют "легкими" Европы. Безусловно, речь здесь идет о болотах, находящихся в естественном состоянии, которые обогащают атмосферу кислородом. Осушенные же торфяники в процессе разложения органического вещества, напротив, продуцируют углекислый газ, вызывающий, как известно, парниковый эффект. В этой ситуации все усилия должны быть направлены на снижение темпов минерализации торфа. Повторное же заболачивание не может пока иметь широкого распространения. В противном случае придется осуществить "великое переселение народов". Иначе как это можно назвать применительно к тем районам, где мелиорированные земли преобладают?
Объективности ради следует заметить, что даже самая богатая страна — США особенно не торопится выводить из сельхозоборота бывшие заболоченные земли. Речь там идет лишь о нескольких сотнях тысяч гектаров. Это же что капля в море, а точнее, менее одного процента общей площади мелиорированных угодий. У нас "кандидатами" на исключение из сельскохозяйственного использования могут быть некоторые участки песчаных почв, а также подтопляемые земли и выработанные торфяники, где производство растениеводческой продукции заведомо экономически нецелесообразно.
В отличие от Полесья, в других регионах республики преобладает водная эрозия. По имеющимся данным, запасы влаги и гумуса на сильно смытых почвах почти в 2,3 раза меньше, чем на несмытых. В таком примерно же отношении находится и урожай. На крутых склонах ежегодно смывается около 2–3 миллиметров почвы, в то время как на образование их природа затрачивает десятки лет. При этом теряются питательные вещества, ухудшаются агрохимические и водно-физические свойства почвы. Поэтому, по-видимому, во многом прав известный эколог Жанн Дорст, который одну главу своей книги ("До того как умрет природа") назвал "Не окажется ли в борьбе с эрозией побежденным человек".
Однако, чтобы этого не произошло, необходимо строго выдерживать рекомендации науки. К чему, например, пахать вдоль односкатного склона, если с позиции охраны природы предпочтительна контурная, или поперечная обработка. Да и вместо плугов нередко выгоднее применять чизельные культиваторы, что способствует переводу поверхностного стока во внутрипочвенный, а следовательно, и снижению интенсивности водной эрозии. Заметно ослабевает она также под растительным покровом, исключая пропашные культуры.
Противоэрозионная устойчивость почв во многом зависит от наличия органического вещества и кальция. При достаточном содержании их уменьшается объемная масса пахотного слоя и суглинки делаются более рыхлыми, а супеси, наоборот, — связными, улучшается и оструктуренность почвы, что в конечном счете препятствует развитию эрозии. Но и здесь не все благополучно, поскольку во многих районах республики наблюдается снижение содержания гумуса в пахотном слое.
Однако в любом случае к почве нужно относиться бережно. Не случайно ее называют кожей планеты. И, как всякая кожа, она очень чувствительна. Поэтому не стоит злоупотреблять ее "терпением", что в интересах настоящего и будущих поколений. В свое время К. Тимирязев не уставал повторять, что владение землей — не право только или привилегия, а тяжелая обязанность, грозящая ответственность перед судом потомства. Хотелось бы, чтобы этой идеей поскорее прониклись специалисты колхозов и совхозов, фермеры и все те, кто имеет дело с земледелием. Тогда проблем с охраной почв станет намного меньше.
Петр ТИВО,
доктор сельскохозяйственных наук.
