Какие наши годы?

В речи католического священника, напутствующего венчальную пару, есть фраза: "Готовы ли вы быть вместе в горе и радости, богатстве и бедности, пока вас не разлучит смерть…"Счастлив ли тот, кто прожил жизнь, не соответствуя этим заповедям?
Для местных девчонок курсанты ДВВИМУ всегда считались самыми подходящими, весьма перспективными женихами. Потенциальные невесты валом валили на дввимовские вечеринки с танцами-обжиманцами в надежде встретить своего избранника. Сколько супружеских пар взяли старт с этих незатейливых дискотек — одному богу известно. И все-таки жительницы Эгершельда на общем фоне имели преимущество. Учитывая территориальное расположение училища, они всегда могли рассчитывать на провожающих кавалеров. На ночь глядя тащиться на Вторую Речку желающих было немного. Ну а провожание — это уже почти интим…
Слава и Марина как-то сразу приглянулись друг другу, и после двух-трех провожаний стало очевидным, что глупо тратить время на танцульки, когда много приятнее посидеть на уютной кухне, отведать "домашненького" и, пользуясь круглосуточным дежурством Маринкиной мамы, пуститься в краткое, но увлекательное путешествие по реке любовных страстей. Однажды парочка таки была застукана матерью. После легкого шока последовало мудрое решение: нехай живет, не в бумажке счастье. Через полгода сыграли свадьбу простенько, без увешанных лентами кортежей, без грандиозного застолья. Новоиспеченная теща вместе с младшей дочерью постепенно перебралась жить к своей матушке, оставив двухкомнатную хрущевку молодоженам. Друзья по кубрику, особенно не местные, завидовали Славке белой завистью за то, что так "упаковался" раньше всех. А легкая в общении Маринка никогда не возражала против дружеских вечеринок в их квартире, будто бы чувствовала, как они поднимают престиж ее благоверного среди однокашников.
Однако владивостокская прописка не повлияла на распределение. Слава угодил в Приморское пароходство. Возвращаясь из рейсов, приходилось частенько на перекладных спешить во Владивосток. Одна такая поездка стала трагической. Добираясь автостопом, Слава остановил "газик" (таких затянутых брезентом уж теперь и не увидишь), который на большой скорости занесло на повороте. Столкнувшись с бензовозкой, брезентовый "газик" заполыхал как ветошь…
Ожоговое отделение — тяжкое испытание не только для пострадавших, но и для их родных: находиться рядом и быть не в силах помочь, видя эти нечеловеческие муки. Маринка не отходила от мужа сутками. Спала урывками на какой-то козлоногой банкетке, свернувшись калачиком. Покидала палату только для поисков дефицитных лекарств и приготовления еды. Однажды вечером у нее сильно закружилась голова, подступила тошнота, еле удержалась на ногах. Спустя время стало очевидным, что Марина беременна.
Лечащий врач Славы потрепал ее за худенькие плечи, приговаривая: "Ну, девонька, родишь ему сына, будет всю жизнь носить тебя на руках. У нас тут многие испытания чужой болью не выдерживают, а ты — молодчина".
Весной у Марины и Славы родился сын Димка. Молодой отец был безмерно рад, но большую часть времени проводил в оздоровительном санатории, потом поехал к родителям на Урал. Вернулся окрепший, когда Димке исполнилось полгода. Явные следы ожога уже не уродовали лицо, а придавали ему мужественности.
Спустя двадцать с лишним лет в затюканной жизнью продавщице мороженых окорочков можно без труда узнать неунывающую Маринку. Те же карие живые глаза, та же манера доброжелательного участия… Она живет с сыном и невесткой, вот-вот в молодом семействе прибавление. "А Слава? Слава давно ушел к другой, как говорят, "молодой — красивой". Помогал до совершеннолетия сына, теперь у него другие детки подрастают. Не до нас. Сказал, чтобы о появлении внука или внучки сообщили, но дедушкой себя считать он не готов. Смешной…" — делилась Марина с давнишней подружкой, поеживаясь от холода за своим прилавком. На судьбу Марина не сетует: "Ко мне вот сосед по даче сватается. Поставлю молодых на ноги, может, еще и сама поживу. Какие наши годы?"